Фонд Александра Н. Яковлева

Архив Александра Н. Яковлева

 
АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВ. ИЗБРАННЫЕ ИНТЕРВЬЮ: 1992–2005
1994–1999 годы [Документы №№ 25–72]
Документ № 60

Забыть нельзя. Покаяться


Культура, 9–15 апреля 1998 г. Беседу вела Е. Грандова.

 

Александр Николаевич, кажется, сброшены последние завесы с угрюмых тайн тоталитаризма: буквально на днях Президент принял решение раскрыть сталинские архивы1. Какова Ваша роль как председателя Комиссии по реабилитации при Президенте РФ в снятии этого конкретного «белого пятна» с повестки дня?

— По моим наблюдениям, в последнее время усиливается стремление «вечно вчерашних» реставрировать под видом объективного изложения истории взгляды на фигуру Сталина. Для чего это делается? Думаю, чтобы оправдать массовые политические репрессии, которые напрямую связаны с его именем. Эта активность явно усилилась в связи с 45-летием со дня смерти и приближающимся 120-летием со дня рождения диктатора. А между тем имеется большое количество документов, раскрывающих личное участие Сталина в организации карательного режима и массовых репрессий. Значительная часть этих документов хранится в Архиве Президента, и она недоступна широкой общественности. Вот если бы документы можно было предать широкой гласности, опубликовав их в сборниках, то такие сборники, уверен, остудили бы воображение тех, кто ратует сегодня за необходимость возврата к системе диктатуры и так называемой «сильной руки» в управлении государством. Некоторое время назад я изложил Президенту свои соображения на сей счет. Рад, что был услышан: Борис Николаевич поручил Архиву Президента РФ предоставить все необходимые документы для последующей их публикации.

Не смущает ли Вас тот факт, что общество сегодня «гудит» гораздо более насущными проблемами, нежели желанием узнать еще что-то о сталинских «делах»? Зарплату не выплачивают месяцами, на улицах стреляют, заворовались государственные чины... Не отсюда ли тяга к сильной руке, мечта о диктатуре?

— Действительно, есть сегодня настроения, не всеобщего характера, но все же: а зачем все это нужно? Особенно, конечно, эти настроения исходят от тех, кто является правопреемником той машины, о которой повествуют архивы. Я бы так ответил: кому надоело, пусть не читают. Но я считаю, что общество должно знать свое прошлое и самое себя, чтобы жить по-человечески. Стыдно? Да, стыдно. Но что поделаешь. Надо знать. За семьдесят лет этой власти только физически уничтожено более шестидесяти миллионов человек — был выбит генофонд нации. Статистика-то чудовищная! И я убежден, что обществу не избежать покаяния. Нередко можно услышать: а что мне каяться? Я ничего такого не делал... Так вот хотя бы за то и покаяться — не на площади, не на коленях, а про себя — что ничего не делал, что молчал, бурно аплодировал. Это вопрос нравственности общества. А о какой нравственности нашего общества можно говорить сегодня, если один известный думский «крикун» требовал в присутствии десятков своих коллег осудить тех, кто подвергся сталинским репрессиям, кого уже в живых нет! А у оставшихся в живых стариков отобрать последнее... Это же вызов человечности, это преступление. Ведь после этого у здания Думы день и ночь пикеты должны были стоять, протестуя. Нет, не стояли...

Что же случилось? Где же демократы?

— Я с демократов вины не снимаю. Слишком много было ошибок социальных допущено. Отсюда этот ветерок и подул: дай сильную руку. Между прочим, это заметно и по работе в архивах. Не то чтобы не дают нужный документ, а тянут, перебрасывают из прокуратуры в ФСБ, еще куда-то, чтобы выяснить, кто возьмет на себя ответственность выдать документ. Кому-то еще очень не хочется открывать всю правду, даже если она и секретности государственной из себя не представляет. Я считаю решение Президента открыть сталинские архивы решением принципиального характера. Могу совершенно определенно сказать, что это решение произвело большое впечатление на архивный мир. Одних это обрадовало, других сильно расстроило. Противодействие со стороны расстроенных, конечно, будет. Но мы его обязательно преодолеем. Сборники документов выпустим, хотя работа предстоит огромная. А что касается сильной руки, то ведь этот мотив часто используют демагогически: дескать, на местах закон не выполняется, нужна сильная рука. Да я и сам стою за диктатуру! Но за диктатуру закона. Это будет очень сильная рука — рука закона. Но закона, защищающего людей.

Правда ли, что при Сталине не велись стенограммы заседаний Политбюро, якобы он был склонен какие-то следы и замести...

— Мне такие факты неизвестны. Протоколы Политбюро существуют, и если их не хотят выдавать, то это та самая самодеятельность иных архивистов, о которой я говорил выше. Бывали, конечно, моменты, когда стенограмма не велась, — при снятии Хрущева, например. Но то, что говорил конкретно тот или иной выступающий на Президиуме ЦК, можно восстановить по последующему пленуму, когда Хрущева восстановили2. Не все ясно и с моментом, когда немец был под Москвой. По рассказам свидетелей, в Кремле полыхал костер из документов. Но я не думаю, что Сталин уничтожал свидетельства из страха перед потомками. Ведь он был уверен в вечности своей системы.

Ожидаете ли Вы для себя в открытых теперь сталинских архивах нечто такое, что повергло бы Вас в оторопь?

— Едва ли. Больше того потрясения, которое я получил, когда узнал, работая в архивах, о существовании пыточных, я вряд ли уже получу. Сделай сегодня музей этих пыточных — и даже те, кто таскает на демонстрациях портреты Сталина, должны бы призадуматься... Впрочем, нам всем будет о чем призадуматься, исследуя вновь открытые документы сталинской инквизиции.


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация