Интервью
26.10.2001
ВОЖДИ ОЧЕНЬ ТОРОПИЛИСЬ, КОГДА РЕЧЬ ШЛА О РАССТРЕЛАХ «Независимая газета», 26 октября 2001 г. Беседовала Наталия Ростова. – Александр Николаевич, некоторое время назад ходили слухи о том, что существование вашей комиссии находится под вопросом...
– Я об этом не слышал. Из беседы с президентом Путиным ничего подобного
не вытекало. Но в конце концов, если речь пойдет обо мне лично, не вижу
здесь трагедии. Это дело президента, я к таким вещам отношусь спокойно –
в этой должности я 13-й год, она общественная, без зарплаты. Могу только
сказать, что реабилитация еще далеко не закончена. Пройдет еще года два,
и мы сможем доложить народу России, что доброе имя миллионов людей
восстановлено. Когда мы реабилитировали военнослужащих, миллионы
военнопленных, которых Сталин бросил в лагерях Гитлера, и через 50 лет
признали их полноправными солдатами, то получили очень много писем от их
родственников. Или реабилитация духовенства... Ведь было около 300 тысяч
расстрелянных священников, даже в войну до тысячи священнослужителей в
год арестовывались, многие из них были расстреляны. Это, конечно, для
них, мертвых, – ничто, но для их родственников – великое дело, это
многого стоит. Большим событием была реабилитация крестьянства. Тоже
миллионы невинных людей... Однако остаются сотни тысяч дел, среди них
особенно много дел военнослужащих. – Как происходит процесс реабилитации? – Наша комиссия – не юридический орган, мы сами реабилитировать не можем, это вопрос закона. Известно, например, что Сталин судил и отправлял в тюрьмы и уголовников, и политических по одним и тем же статьям. Задача комиссии – выяснить на основании документов, что это было: уголовное или политическое преступление. Людей сажали за антисоветскую агитацию, за высказывания против Сталина, за подготовку террористического акта, – это все липовые дела, сфабрикованные, но они тоже шли по уголовным статьям. Вот в таких случаях мы обращаемся к прокуратуре с просьбой возбудить протест перед судом. – И сколько же всего реабилитированных? – Мы реабилитировали около четырех с половиной миллионов человек. Но это только те, кто прошел, скажем так, через наши руки. А были еще другие законы – о реабилитации малых народов. – Охотно ли правоохранительные органы вам помогают?
– Никаких препятствий нет, тем более что их руководители сами входят в
комиссию. Хотя некоторые начальники неохотно расстаются с документами.
Если бы я был на их месте, то, наверное, у меня появилось бы то же самое
чувство – не давать их никому, потому что стыдно, по-человечески стыдно
за деяния предшественников. Ведь если ты работаешь в конкретной сфере,
то у тебя появляется некий «патриотический кретинизм», становится
неудобно за контору, когда видишь, что на основании анонимного доноса
расстреливают рассказчика анекдотов о Сталине... Или, скажем, на восток
едут помощники Ежова и берут с собой три тысячи дел. В поезде, пьяные,
соревнуются, кто быстрее поставит на делах букву «Р». Не читая дел,
ставят знак о расстреле. Существовало даже соревнование между отделами –
кто больше политических дел заведет. Подобные вещи – по ту сторону добра
и зла. Однако серьезных препятствий в получении документов нет. Тем
более что по этому поводу есть указ президента – предоставлять документы
беспрепятственно... – Эмоциональная нагрузка, наверное, очень велика... – Да, это тяжелое дело, особенно когда представляешь этих людей живыми, а не мертвыми. Недавно я одно дело читал. Зина Адмиральская, ткачиха на ивановской мануфактуре, красивая девушка... В 1938 году ее по указанию ЦК выдвинули на комсомольскую работу. Из ткачих – в первые секретари ивановского обкома. После этого руководитель НКВД ее вызывает, говорит откровенно – есть группа для подготовки теракта против Сталина – и дает список людей... Предлагает ей возглавить эту группу, мол, ты сознательная, ты только скажи, что они члены твоей группы. А мы всех арестуем, но тебя не тронем. Она отказалась, но имела неосторожность сообщить об этом в обком партии. Группу все равно сфабриковали, всех расстреляли, ее тоже. Почему я об этом рассказываю? Перед расстрелом она попросила зеркало, хотела, видимо, умереть красивой, гордой... Поправила волосы и сказала: «Вот теперь – стреляйте». Но так никого и не оговорила. Эта история на меня жуткое впечатление произвела: вот так молодую девочку... – Вы себе не пытались объяснить, почему это происходило?
– Это понять невозможно. Я пытался поначалу... Есть, видимо, в
человеческой породе, психологии то, что объяснить невозможно. Ведь не
объяснение же, что Сталин был параноиком. Родственников всех своих
расстрелял, родственников обеих жен... Как-то вспомнил о своем друге в
Грузии, пригласил его, давно не виделись. Выпили, поужинали. Ночью за
ним пришли в гостиницу и той же ночью расстреляли. Как это возможно? – Светлана Аллилуева возлагает большую часть вины на Берию... – Берия-то пришел в 1938-м, а сколько до Берии было уничтожено Ежовым, Ягодой? Берия ведь хитрый был, ничем, конечно, не лучше, чем другие, но в 1938 году он стал чистить НКВД. Но потом он стал делать то же самое, что и его предшественники. Сталин предпочитал назначать людей необразованных, людей с вымытой совестью. У них не было никаких моральных тормозов: надо расстрелять – то расстрелять. Вот Каганович любил писать резолюции о расстрелах матом, на человеческих судьбах. Эту проститутку, эту б... – писал, – эту гадину расстрелять. О Господи, стыдобушка, еще и хуже писали, хуже!!! О бывших друзьях писали в том же стиле. Фонд «Демократия» выпустил 21 том документов, в том числе с подобными резолюциями. – Наверное, Берия и Ежов никогда реабилитированы не будут? – До тех пор, пока я жив, нахожусь в этой должности, такого предложения я вносить не буду, несмотря на то, что, с точки зрения юриспруденции, они реабилитации подлежат. Действительно, Берия не являлся агентом 14 разведок, в чем его обвиняли, не пропускал немецкую армию через Кавказский хребет. А Ежов не принадлежал к правотроцкистскому блоку и не имел никакого отношения к шпионажу. Их судили не за расстрелы миллионов людей, а за «контрреволюцию», за «шпионаж». Но вы представляете себе реакцию общества, если мы реабилитируем сегодня Ежова и Берию? Сегодня мы реабилитируем только тех, кто был безвинно по их приказу расстрелян или сослан в лагеря. – Одним словом, реабилитация тех, кто судил и арестовывал во времена репрессий, сегодня невозможна? – Дело в том, что за реабилитацию этих людей выступают единицы – их родственники. А меня больше интересуют люди, которые невинно пострадали. Конечно, это тоже большой вопрос. Ведь в 1938 году были арестованы 42 тысячи бывших следователей, и большинство их них были расстреляны. Сталин любил прятать концы и закапывать свидетельства преступлений... – Почему же тогда был реабилитирован Судоплатов? – Я не занимался этим делом, его реабилитировали до того, как я пришел на эту должность. Верховный Суд, убежден, сделал это под чьим-то нажимом. Я бы был против его реабилитации. – Вы как-то говорили о том, что в 2002 году будет создан Музей ГУЛАГа... – Давно бы пора, я выступал по этому поводу, письма подписывал... Но, скажем, в Магадане есть подобный музей. Жуткий музей, но он очень точно напоминает человеку о зверстве человека, о его низости, подлости. Там есть потрясающий лозунг: «На заботу партии и правительства о нас, зэках, ответим стахановским трудом». Назад к интервью |