Альманах Россия XX век

Архив Александра Н. Яковлева

«РЕЗОЛЮЦИЯ Н.С. ХРУЩЕВА ПРОИЗВЕЛА МАГИЧЕСКОЕ ДЕЙСТВИЕ НА КГБ, ВОЕННУЮ ПРОКУРАТУРУ… АППАРАТ КПК ПРИ ЦК КПСС»: За кулисами реабилитационного процесса. Документы о ленинградских ученых, репрессированных в годы Великой Отечественной войны. 1957–1970 гг.
Документ № 6

Из показания И.В. Подчасова в КПК при ЦК КПСС

19.09.1957

Председателю Комитета партийного контроля ЦК КПСС товарищу Швернику


 

На поставленные мне представителем Комитета партийного контроля т. Ганиным вопросы даю следующие объяснения. […]1

Как проводились аресты и следствие группы ленинградских научных работников, арестованных в конце 1941 и начале 1942 гг.?

В конце 1941 и начале 1942 года, в период блокады Ленинграда, контрразведывательным отделом Ленинградского управления НКВД была арестована группа научных работников: Игнатовский, Виноградов и другие, всего около 30 человек.

Первоначально в конце 1941 года были арестованы Игнатовский и по одному с ним делу его жена и еще два или три научных работника. Их арест был произведен агентурным отделением по указанию начальника контрразведывательного отдела Занина. К этому аресту я никакого отношения не имел. Я в то время занимал должность начальника следственного отделения контрразведывательного отдела, а с февраля 1942 года — заместителя начальника отдела.

После ареста Игнатовского по неизвестной мне причине Занин не передал материалы на него в следственное отделение, подчиненное мне, а заставил допрашивать Игнатовского тем агентурным работникам, которые произвели его арест. Игнатовского, до получения от него признательных показаний, допрашивал начальник агентурного отделения Кожемякин. Уже после того как от Игнатовского были получены показания об антисоветской деятельности своей и других лиц, Кожемякин по указанию Занина эти показания и другие материалы на Игнатовского передал старшему следователю Кружкову, подчиненному мне. В ходе следствия по делу Игнатовского мне, как начальнику следственного отделения, пришлось несколько раз присутствовать на допросах Игнатовского следователем Кружковым. Игнатовский давал показания о своей и других лиц антисоветской деятельности. Существо этих показаний заключалось в том, что он — Игнатовский и другие лица умышленно не эвакуировались из Ленинграда, чтобы при захвате немцами Ленинграда предложить им свои услуги.

Участвовал ли я в допросах других арестованных по одному делу с Игнатовским — не помню.

Утверждаю, что ни от Игнатовского, ни от других арестованных с ним лиц, а также от следователей, я никаких заявлений и сигналов на неправильный ход следствия по делу Игнатовского не получал. Дело Игнатовского у меня не вызывало сомнений, т.к. его показания и показания его однодельцев в основном соответствовали имевшимся агентурным материалам и данным оперативной техники, полученным до ареста Игнатовского.

После того как дело на Игнатовского и его однодельцев было передано в суд, по указанию Занина и заместителя начальника управления Огольцова, по ими же утвержденным постановлениям на арест, агентурным отделением были произведены аресты научных работников Виноградова и других.

Агентурную разработку на этих научных работников вел лично Альтшуллер — первый заместитель Занина.

Когда начались аресты научных работников, начальник отдела Занин выделил специальную группу следователей из моего отделения — Кружкова, Артемова, Рябова и других и сосредоточил все руководство следствием по арестованным научным работникам лично у себя.

Фактически я был устранен от руководства ходом следствия по делам научных работников по неизвестной мне причине. Официально Занин не говорил мне, чтобы я не занимался этими делами, но мое устранение от руководства ходом следствия по ним и контролем за его объективностью подтверждается тем, что Занин, созывая следователей, ведших эти дела, на оперативные совещания, на которых он давал следователям указания по ходу и направлению следствия, — он меня на эти совещания не приглашал, а также указаний по этим делам не давал.

Занин сам заслушивал следователей и давал им все указания, касающиеся этих дел. Следователи также по всем принципиальным вопросам, относящимся к делам научных работников, обращались непосредственно к Занину.

Занин, Огольцов и Альтшуллер лично вели допросы арестованных научных работников. Я в допросах этих арестованных не участвовал.

По указанным причинам я не знал, какое направление по ходу следствия этих дел давали следователям Занин и Огольцов, не знал в достаточной степени результатов следствия и содержания агентурных и следственных материалов. Заканчивались следственные дела на эту группу арестованных, писались по ним обвинительные заключения также по указанию Занина и при его непосредственном участии. Я в этом участия не принимал. В следственном отделении было много других следственных дел, ими я и занимался.

Не отрицаю, что по занимаемой мною должности мне приходилось сталкиваться с некоторыми вопросами, касавшимися дел научных работников. Это выразилось в следующем: в ходе следствия от арестованных научных работников получались показания об антисоветской деятельности других лиц. Занин давал указание следователям об оформлении арестов лиц, проходивших по этим показаниям. Следователи в отдельных случаях обращались ко мне, чтобы я подписал постановления на арест. Несколько таких постановлений я подписал на основании предъявленных мне следователями следственных и агентурных материалов, в доброкачественности и правдивости которых у меня не было причин сомневаться. Я считал, что, руководя непосредственно следствием по делам научных работников, Занин проверял полноценность показаний и агентурных материалов, которые мне предъявляли следователи, т.к. по его указанию они оформляли аресты. Он же и Огольцов утверждали эти постановления на арест. Никаких заявлений или сигналов арестованных, следователей и других сотрудников отдела о том, что показания арестованных вынуждены или агентурные материалы сомнительны, я не получал.

На основании этих же материалов я подписал несколько постановлений о предъявлении обвинения арестованным из группы научных работников.

За то, что я подписал указанные постановления без проверки правдивости материалов, на основании которых были написаны, я также должен нести ответственность.

Допроса Альтшуллером и Кружковым в моем присутствии Страховича после его осуждения к ВМН и получения от него показаний на других научных работников я не помню и никак не могу восстановить в памяти. Но не отрицаю, что я при этом присутствовал. Имелось указание начальника управления Кубаткина — если приговоренный к ВМН изъявит желание дать дополнительные показания об антисоветской деятельности своей или других лиц, то такие собственноручные показания от осужденных брать и передавать их в соответствующие агентурные отделы управления для агентурной проверки.

Поэтому я мог присутствовать при допросе Альтшуллером и Кружковым Страховича и задать ему некоторые вопросы, полагая, что эти собственноручные показания Страховича будут использованы Альтшуллером исключительно для агентурной их проверки, а не как следственный документ, т.к. это по существу являлось бы фальсификацией. Кто из них — Кружков или Альтшуллер взял у Страховича его собственноручные показания, я не знаю. Я их от Страховича не получал и вообще этих показаний не видел. Что касается ареста научных работников по этим показаниям, то ни одного постановления на арест, который производился на основании показаний Страховича, полученных от него после осуждения к ВМН, я не подписывал. Мне также не было известно, что по ним производятся аресты.

Как я уже узнал в Особой инспекции после предъявления мне этих постановлений, их подписали начальник агентурного отделения Кожемякин и Альтшуллер. Кто из руководства их утвердил — не помню.

Что я не допустил бы включения в постановление на арест показаний, полученных от уже осужденных к ВМН, подтвердил на очной ставке со мной Кружков.

При окончании следствия по делу научных работников Кружков спросил у меня, можно ли к следственному делу приобщить собственноручные показания, полученные после приговора к ВМН (Страховича или Игнатовского — точно не помню). Я ему запретил приобщать к делу такие показания, т.к. они могли быть использованы только для агентурной проверки. Заканчивалось это дело и писалось по нему обвинительное заключение Кружковым и Заниным без моего участия.

Кто получал от арестованных научных работников клеветнические показания на академиков Тарле, Рождественского и других, я не знаю. Таких показаний ни от кого из арестованных я не получал. Никому из следователей на получение таких показаний я не давал.2 Кто получил такие показания, можно установить по протоколам допросов, где фигурируют Тарле и другие, а потом через следователей, получивших такие показания, установить, кто давал им задание на допрос под Тарле и других академиков.

Что в следствии по делам ленинградских ученых была допущена не только натяжка в показаниях, но в отдельных случаях и фальсификация — бесспорно.

Это видно хотя бы из того, что еще в процессе следствия арестованный Виноградов, допрашивавшийся, кажется, лично Огольцовым и Заниным, впоследствии от наиболее важной части своих показаний отказался, как от вымышленных.

Что же касается ареста людей по показаниям, полученным после осуждения арестованного к ВМН, то это является прямой фальсификацией, если подписавшие постановление знали, по каким показаниям они производят арест.

В результатах следствия по делам научных работников виновны не только следователи, работавшие по этим делам, но виновны также и руководившие следствием Занин и Огольцов. Они давали следователям указания по ходу следствия и его направлению. Они решали вопросы об арестах. Сами участвовали в допросах арестованных этой группы. Исход следствия по научным работникам зависел от них.

Я также виноват в той части, о которой сказал.

 

Подчасов

 

РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 3. Д. 6726. Т. 3. Л. 301–308. Подлинник. Автограф.


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация