Фонд Александра Н. Яковлева

Архив Александра Н. Яковлева

 
АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВ. ИЗБРАННЫЕ ИНТЕРВЬЮ: 1992–2005
2000–2005 годы [Документы №№ 73–100]
Документ № 82

Право на память


Общая газета, 18–24 октября 2001 г. Беседу вела А. Самарина.

 

Десять лет назад, 18 октября, был издан указ «О реабилитации жертв политических репрессий». На вопросы корреспондента «ОГ» отвечает председатель Комиссии по реабилитации академик Александр ЯКОВЛЕВ.

 

Александр Николаевич, что дал обществу закон?

— Он сыграл огромную очищающую роль. Не скажу, что закон совершенен. Нужны поправки. Например, он не относит детей к жертвам политических репрессий1. Дети, которые уехали вместе с родителями в лагеря, и дети расстрелянных родителей — это явные жертвы... Не учтены репрессированные немцы, поляки. Правительство заявляет — нет денег на выплату компенсаций более широкому кругу людей. Это смешная, безнравственная отговорка. Сегодня дело пошло — но совершенно с другого конца. Одна гражданка обратилась в Конституционный суд — и выиграла дело. Однако Дума почему-то считает, что не обязана учитывать его решения. Управленческий уровень наших высших чиновников еще очень низок в правовом отношении. Им наши проблемы — чужие. Да еще многие архивы сужают свою деятельность, наблюдается тенденция к их замораживанию.

В последнее время редко приходится читать о работе вашей Комиссии. Чем вы объясняете охлаждение к ней прессы?

— Журналисты считают — это уже не тема, надо что-нибудь погорячее... Я не знаю, что может быть горячее, чем память о миллионах расстрелянных людей. При советской власти от голода погибли десять с половиной миллионов человек! Я понимаю, почему в обществе такое нежелание покаяния. Потому что мы там — все, так или иначе... Одна половина людей доносила на другую. Следователи, люди на вышках, конвойные войска... Это же огромная армия людей! Когда я приехал в Магадан — на открытие памятника жертвам политических репрессий работы Эрнста Неизвестного2, на митинге из толпы неслись весьма недружелюбные выкрики. Дело в том, что местные жители десятилетиями кормились лагерями. Больше половины населения осталось без работы. Перенесите это на весь Советский Союз! Люди, которые выходят на демонстрации сегодня с портретом Сталина, причастны к содеянному — либо причастны их отцы и деды. Они живут в плену иллюзии, что Сталин давал им работу. А ведь Сталин подписал 366 списков на расстрел — лично! 44 тысячи человек своей рукой отправил на тот свет. А сколько подписал в компании с другими!

Мы как дети, которым надоело играть в кубики и хочется поиграть в песочек. Но мертвые не молчат. Наступит время — и люди скажут: «Что же мы наделали-то!» Будут искать, где был дед, где — прадед. Но забывчивость происходит не только под влиянием времени, его протяженности. Помню, как в нашей деревне снимали колокола. Мужикам выставили два ведра самогонки — и те бросились в бой, исполнять веление власти, в охотку. Бабы плакали, а мужики весело так старались... Меня вот что еще беспокоит. Не будет у нас единой нации, гражданского общества, пока мы не научимся простой истине: если согрешил, надо покаяться. Ненавидеть начальника очень легко. Смотрите, у нас в обществе разговоры только об одном: вот придет новый президент или губернатор, и жизнь наладится. Причем менять «плохого» на «хорошего» готовы на другой же день после выборов. И опять — все надежды на него. А работать как не хотели, так и не хотим.

В чем главный итог работы Комиссии?

— Реабилитированы четыре с половиной миллиона человек. Осталось рассмотреть еще 400 тысяч дел. Вначале мы реабилитировали людей «блоками» — троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев... Не только ведь Сталин подписывал расстрельные списки — этим делом занимались и начальники областных управлений НКВД. Некто Вяткин из Житомира самолично, без суда и следствия, без всяких «троек» лично расстрелял три тысячи человек. Придумывал «группы вредителей», названия брал из служебных бумаг, из газет. Сверху спускали разнарядки. Местные начальники слали в центр телеграммы: «Просим дополнительный лимит». Лимиты складывались из заявок от лагерей. Те просили у Москвы специалистов: слесарей, токарей, медиков... И потом из ЦК поступали в области разнарядки — врагов народа планировали профессионально, то есть «по профессиям». Рассмотрения ждет множество дел. Много военных — еще со времен Кронштадтского мятежа3. Много — ученых. С такой, к примеру, формулировкой: «Подследственные очень быстро и хорошо работали над изобретением новых видов вооружений, вероятно, потому, что хотели их передать врагу в случае нападения агрессора на нашу страну». Следователь — то ли неграмотный, то ли — с большим чувством юмора.

Относятся ли к жертвам политических репрессий участники путча 1991 года4? Впрочем, для их реабилитации — и даже неплохого пиара — не потребовалось никакой комиссии.

— Нет, конечно. Это преступники, совершившие попытку государственного переворота, которая закончилась провалом. Такую же, но удачную, совершил Ленин. Он у нас до сих пор в почете... А ведь это он первым разослал указания о необходимости массового террора. Он первым одобрил действия Красной армии, выставлявшей впереди своих отрядов мирных обывателей в боях с Юденичем. («Правильно, — писал, — надо беречь наших красноармейцев!») Вся 70-летняя наша история — история террора. Жертвы недавних терактов — мизер в сравнении с тем, что натворили Ленин и Сталин. Конечно, они подлежат уголовной ответственности. Это был полноценный фашизм российского типа. Трагедия в том, что мы в нем не покаялись.

Какие новые документы пришлось Вам разбирать в последнее время?

— Никак не могу привыкнуть к немыслимой жестокости, о которой читаю. Представьте себе — замнаркома Фриновский поехал поездом на Дальний Восток по поручению Сталина (тот сказал: «Там у нас что-то засорено»). Взял с собой трех помощников и так называемые «альбомы» — сшитые в книжку три тысячи «объективок». Пили, слушали патефон. И соревновались: кто больше успеет подписать дел — то есть поставить буковку «p». Выиграл Фриновский. Подписывал не читая, действительно очень быстро. Расстреляны были все, чьи дела вез он в тех папках. Ведь было даже социалистическое соревнование — между третьим и четвертым отделами. В результатах писали: «У четвертого больше арестов, зато у третьего больше расстрелов». В соцсоревновании победил четвертый отдел.

Ходят слухи — вашу Комиссию хотят прикрыть.

— Слухи такие ходят — и в аппарате, и в администрации президента. По крайней мере, бумаги, которые я посылаю в канцелярию, уже где-то останавливаются. Процесс реабилитации затормозился. Хотя в беседе со мной президент год назад полностью поддержал работу Комиссии5. Беда в том, что вокруг него много людей, готовых свернуть нашу работу. Соображения при этом отнюдь не всегда экономические. В конце концов, все равно ведь придется выплачивать реабилитированным. Дело в другом. Чиновники говорят: «Не надо будоражить людей». Это куриное сознание. Правда не будоражит. Если мы, по Гоголю, не познаем всей мерзости нашего прошлого бытия, никакого светлого будущего у нас не будет.


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация