Секретно
Многоуважаемый Владимир Петрович,
Я не сомневаюсь, что Вы целиком учтете загруженность полпредства и мою
лично организацией розысков Леваневского со стороны американского
континента и едва ли ждете от меня с данной почтой подробного доклада по
политическим делам. Как до, во время и после всех трех перелетов, так и
особенно сейчас, в связи с операциями по розыскам Леваневского,
получилось так, что некому было, кроме полпредства, организовывать все
эти дела, включая и такую технику, которая обычно вне наркоминдельской
сферы (налаживание метеослужбы, обеспечение горючим, организация
розыскных операций во всех деталях и т.д.). Этой работой за последнюю,
например, неделю я занят фактически круглосуточно. Я просил Отто
Юлиевича [Шмидта] немедленно предавать Вам копию всей моей обширной
телеграфной переписки с ним. Таким образом, у Вас имеется полная картина
организации двух розыскных операций из США (Вилкинса1 и Маттерна) и
обслуживания властями США и Канады операций «Красина» и советских
летчиков.
Я надеюсь, что к моменту получения данного письма Леваневский и команда
самолета будут выручены и данное письмо будет представлять лишь архивный
интерес. Пока же я хотел бы зафиксировать некоторые моменты отношения
американских правительственных органов и общественности как к предыдущим
перелетам, так и к случившейся с Леваневским беде.
Как я уже указывал в письме наркому, картина отношения к перелету
Чкалова (то же относится и к громовскому перелету) может быть
резюмирована следующим образом: корректно-предупредительное отношение
Госдепартамента; энергичное содействие и дружественные выступления со
стороны командования ВВС и армии; холодок со стороны Морского
министерства и командования флота; помощь корпуса связи Военмина
(важнейший участок работ по перелетам) только под постоянным нажимом;
прекрасная помощь метеоуправления Минзема; прекрасный политический
эффект в прессе в отношении перелета Чкалова, несколько менее
сенсационно, но политически, пожалуй, еще лучше в отношении перелета
Громова2; враждебные комментарии в связи с обоими перелетами — единичны
(пожалуй, только «Чикаго трибюн»; поразительно приличное поведение
Херста). Корректное отношение прессы к аварии Леваневского; грандиозный
размах розыскных операций в СССР перекрывает отрицательный эффект аварии
в умах властей и читателей; приемы, банкеты, встречи, проводы чкаловской
и громовской троек отражали большое впечатление, произведенное полетами,
однако организационной инициативы от самой американской общественности
не всегда было достаточно, многое организовывалось и подогревалось
закулисно нами. Излишне говорить о восторженном, стихийном приеме,
оказанном обоим экипажам передовой рабочей общественностью как на
западном берегу, так и в Нью-Йорке. Тут приходилось отчасти
воздействовать в ином направлении. А там, где мы не успевали
воздействовать, получалась крайне неловкая ситуация, как, например,
вручение Громову букета с надписью от местной организации партии в
Лос-Анджелесе в кабинете и в присутствии мэра этого города, с
рот-фронтовским приветствием, к явному недовольству отнюдь не передового
мэра и еще менее либерального губернатора Калифорнии Мирьяма3. В тех
случаях, когда это от нас зависело, мы соответственно планировали и
разделяли чествование экипажа широкой рабочей общественностью, с одной
стороны, и такими организациями, как торговые палаты, научные институты,
— с другой.
Прекрасно прошел прием в полпредстве в честь громовцев, на котором было
600 гостей. Присутствовала добрая треть Сената, много членов Палаты
представителей, широко были представлены военные, слабо флот, много
видных авиационных деятелей, ученых, много из дипкорпуса и т.д.
Несколько нарушив здешние традиции, я превратил прием в доклады Громова,
Юмашева4 и Данилина5, выступавших остроумно и тактично. Пресса широко и
дружественно осветила прием.
Рузвельт принял громовцев прекрасно, подчеркнуто непринужденно. Юмашев,
по моей просьбе, подарил ему (ярому филателисту) уникум-письмо,
адресованное полпредству с пометкой московского почтамта 12 июля и с
пометкой почтамта Сан-Диего 14 июля. Рузвельт был в восторге, попросил
автографы, вспомнил о филателистических подарках, сделанных ему
Литвиновым и мною двум членам правительства в нашу бытность здесь для
переговоров в ноябре 1933 года, далее достаточно ясно дал понять, что не
возражает против аналогичных подарков в будущем (прошу это учесть), и
воспользовался случаем для того, чтобы тепло и лестно отозваться о
Литвинове как о «большом человеке, прекрасном дипломате, который много
делает для мира и о котором у меня осталось прекрасное воспоминание. С
ним можно договориться». (Я придаю этим словам значение большее, чем
просто любезности, поскольку, как Вам, наверное, известно, и Буллит, и
круги Госдепартамента упорно и долго распространяли в Вашингтоне и в
Москве сведения, будто у Рузвельта «личное раздражение» против Литвинова
как «обманувшего» его по вопросу о долгах.) Хэлл, принимая летчиков,
разразился длинной тирадой о сближении обоих народов. Растрогался чуть
ли не до слез, говорил об улучшении отношений «шаг за шагом»,
предсказывал «политические плоды» этих перелетов, все это, кажется, не
без известной искренности. Круги армии в сношениях с летчиками и со
мной, в публичных выступлениях и т.д. вели себя, повторяю, подчеркнуто
дружественно, настолько, что это было широко замечено и справедливо
увязано с положением в Китае. То же можно сказать и о вр[еменно]
и[сполняющем] д[олжность] морского министра Эдисоне6 (штатский человек),
но со стороны командования флота, несмотря на дальневосточную
обстановку, несмотря на совпадение с пребыванием эскадры во
Владивостоке, чувствовалась определенная сдержанность. Причина этого —
реакционность нач[альника] Ген[ерального] штаба адмирала Лэя7 и высших
морских кругов, которые, несмотря на антияпонские настроения, как
известно, рассматривают нас как фактор подрыва «морали» среди моряков
торгового флота, а тем самым, косвенно, и в военном флоте, где, как
известно, эта «мораль» не на очень большой высоте.
В целом же политический эффект перелетов неоценимо хорош и был
чувствительным ударом по всякой антисоветской клевете.
В отношении организации розыскных операций для Леваневского мы встретили
со стороны американских правительственных органов, я бы сказал, не
больше чем корректное отношение. Когда речь шла об упрощении
формальностей (например, при покупке лодки «Консолидейтед») и отдельных
юридических поблажках, о нажиме на корпус связи, то как Госдепартамент,
так и Торговое и Морское министерства шли значительно навстречу и мне
удавалось оформить буквально в течение минут вопросы, на которые в иных
условиях по закону и по практике понадобились бы дни и даже недели. Но
это было лимитом. Никаких самодеятельности и инициативы по организации
собственных розыскных операций (для которых у военно-морской авиации в
отношении материальной части имеются все предпосылки) — проявлено не
было. Тем более правильным оказалось полученное мной через Шмидта
указание о нежелательности прямого обращения к правительственным и
морским кругам. Думаю, что подобное отношение правительственных органов
объясняется не столько политическими соображениями, сколько отсутствием
арктической практики и самой подлинной боязнью риска. Неоценимую помощь
оказал нам наш старый приятель доктор Вилльямур Стефансон, которого я
сразу привлек к этому делу. Пригодились и его знания, и его связи,
которые, в частности, помогли выяснить частным путем настроения
военно-авиационных кругов. Ему же принадлежит и инициатива экспедиции
Вилкинса, который так же, как и Стефансон, бескорыстно себя этому делу
отдает, как из чувств «полярной» солидарности, так и в связи со своим
дружественным отношением к СССР.
Что касается других частных лиц, то хорошо помогла фирма «Консолидейтед»
(впрочем, материально заинтересованная), долго ломался и пытался
нажиться бывший владелец лодки Арчболд8 (миллионер, из семьи
Рокфеллера). Не обошлось и без рвачества со стороны Маттерна и
американской части команды лодки Вилкинса. Розову9 и мне пришлось
торговаться и нажимать.
При организации экспедиции Маттерна и Вилкинса мы здесь исходили из
того, что в случае гибели этих самолетов и их экипажей мы не останемся в
долгу перед семьями, и поэтому мы не колеблясь дали соответствующее
заверение и обязательства. Материальная часть обеих экспедиций
первоклассная, риск небольшой.
Предвосхищая будущее и независимо от исхода обеих экспедиций, хотел бы
поставить перед Вами вопрос о необходимости соответственно отметить
действительно бескорыстные и преданные услуги Стефансона и Вилкинса. Но
это дело будущего. Про себя надеюсь, что найдут и спасут Леваневского не
Вилкинс и не Маттерн, а одна из советских экспедиций, что политически
было бы очень важно. В своих выступлениях в печати, по радио и т.д. я
все время отмечаю размах спасательных экспедиций со стороны СССР,
вспомогательный характер двух американских экспедиций и подчеркиваю,
главным образом, дружественную помощь со стороны американских
ученых-исследователей (кстати, сэр Губерт Вилкинс хотя и считается
американским исследователем, но, как известно, британский гражданин; из
5 человек его экипажа трое канадцев и два американца).
Еще раз хочу подчеркнуть, что эта работа поглощает меня сейчас целиком,
неизбежно в ущерб работе политической, в частности связанной с событиями
в Китае. Если розыскные операции затянутся, я поставлю перед Вами вопрос
о целесообразности командирования сюда специального представителя с
соответствующими полномочиями для дальнейшей организации и координации
розыскных и спасательных работ с американского материка.
Хотел продолжать на темы дальневосточные, но нет физической возможности
обработать накопившийся ценный материал. Буду держать Вас в курсе
американской реакции на события по телеграфу.
С товарищеским приветом,
К. УМАНСКИЙ
АВП РФ. Ф. 05. Оп. 17. П. 134. Д. 91. Л. 149—154. Копия.
Назад